Замкнутый круг. Как наркозависимые женщины страдают от систематического насилия

Автор: Евгения Офицерова

Авторская версия текста, опубликованного на сайте Радио Свобода

Женщины, употребляющие инъекционные наркотики, — одна из самых уязвимых групп в России: они постоянно рискуют жизнью и свободой, сталкиваются с жестокостью и пренебрежением со стороны медиков, полицейских и близких людей, им в разы сложнее воспитывать детей и получать медицинскую помощь, и они меньше защищены от насилия. Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова (организация, выполняющая функции иностранного агента, по мнению Минюста РФ) подготовил доклад для Комитета по ликвидации дискриминации в отношении женщин ООН (CEDAW) о нарушении прав употребляющих женщин в России. Журналистка Евгения Офицерова пересказывает тезисы документа и объясняет, почему это важно.

Наркотики и патриархат

В России людей, употребляющих наркотики, не любят: многие считают их ненадежными, слабыми, опасными, недостойными уважения и сочувствия. При этом женщин порицают сильнее из-за того, что к ним в целом предъявляют больше требований к мужчинам, и «аморальное» поведение не вписывается в образ достойной жены, матери и хозяйки, который им навязывает патриархат.

Стигматизация наркозависимых женщин — проблема, из которой вытекают все остальные. Например, из-за отношения как к слабым и несамостоятельным существам они сильнее подвержены риску насилия (физического, психологического, сексуализированного или экономического) со стороны как близких, так и посторонних людей. Так женщин пытаются «перевоспитать» и «наказать», не понимая, что зависимость — это болезнь. Часто родственники выступают инициаторами лишения женщин родительских прав, так как уверены, что те не справятся с материнской ролью.

Как правило, это все приводит к обратному результату: у травмированного, лишенного поддержки человека не остается сил на борьбу с зависимостью, а желание унять боль от пережитых страданий заставляет вновь обратиться к наркотикам.

Женщин ущемляют даже в наркосреде: при групповом употреблении с общим шприцем они, скорее всего, получат его последними, сильнее всех рискуя инфицироваться ВИЧ и гепатитами. Женщин могут заставлять делать самую опасную и неприятную работу, например, ездить за наркотиками и ходить в аптеку. Но бывает и наоборот: когда мужчины контролируют процессы приобретения, хранения и распределения наркотиков, чтобы иметь больше власти над партнершей. Уязвимым положением женщин — особенно если у них сильная «ломка» — могут пользоваться, принуждая их к сексу в обмен на наркотики, деньги или просто так.

Так было с Марией (имя изменено), чью историю рассказывают в докладе. Когда ей было 18, знакомый подсадил ее на опий, не рассказав, что вещество вызывает зависимость. Позже он признается, что таким образом хотел привязать понравившуюся девушку к себе. Впоследствии она «неоднократно сталкивалась с угрозами и насилием со окружающих стороны мужчин: у нее отбирали деньги, наркотики, украшения, совершали над ней и физическое сексуализированное насилие, похищали, пытались вовлечь в секс-работу и лишить ее квартиры, хранили у нее дома оружие и краденые вещи без ее ведома». Из-за того, что Мария всегда получала единственный шприц последней — а в компаниях порой было до 15 человек — она быстро инфицировалась ВИЧ. За компонентами для изготовления наркотиков в аптеку девушка ездила одна даже ночью; в одну из поездок таксисты опознали в ней наркозависимую и изнасиловали ее. Тогда она испытала сильное чувство вины: дома ее ждал партнер (тоже зависимый), и она боялась, что он не простит «измены».

Чтобы заработать на наркотики, женщины могут вовлекаться в секс-работу, что делает их жизнь еще более опасной и трудной. «Изнасилования, физическое и моральное насилие по отношению к ним со стороны клиентов и полицейских является в России рутинным явлением», говорится в докладе. При этом употребление наркотиков может быть как причиной, так и следствием занятия секс-работой — справляться с ней трезво могут немногие. По словам соцработницы Фонда Андрея Рылькова Влады Жуковской, почти все секс-работницы зависимы от алкоголя или наркотиков.

Бесправие и отсутствие защиты

Наркозависимых женщин дискриминирует не только общество, но и государство. Авторы доклада пишут, что российская репрессивная политика, построенная на нетерпимости к употреблению наркотиков, не защищает зависимых, а лишь поощряет плохое отношение к ним, особенно ударяя по женщинам. В то же время немногие НКО, поддерживающие их, подвергают давлению и преследованию — в их число входит и Фонд им. Андрея Рылькова (ФАР), который признали иностранным агентом.

Что касается домашнего насилия, в России эта проблема стоит остро сама по себе. В стране почти нет работающих инструментов защиты от агрессоров, полицейские неохотно принимают заявления о побоях и отказываются возбуждать уголовные дела, приютов для пострадавших катастрофически мало, а закон, вводящий необходимые меры, так и не принят, несмотря на широкую общественную кампанию. Но если у пострадавших без зависимости есть хоть какие-то шансы получить помощь, то наркозависимые женщины лишены даже этого.

Например, они еще сильнее боятся обратиться в полицию — если там поймут, что женщина употребляет наркотики, проблем может стать еще больше. Шанс, что полицейские помогут защитить ее от агрессора, практически нулевой.

Еще одна проблема: кризисные центры для пострадавших от насилия отказывают женщинам в помощи из-за их болезни. Чтобы получить убежище или консультацию специалиста, им надо бросить наркотики, что довольно сложно сделать в условиях стресса. При этом в наркологических больницах не оказывают помощь, связанную с пережитым насилием. Отсутствие поддержки, эмоциональная истощенность и страх перед всеми этими трудностями вынуждают женщин оставаться с агрессором.

— Мы могли бы направить женщину в кризисный центр, который бы дал ей с ребенком временное жилье, но сначала ей нужно перестать употреблять, — рассказывает кейс-менеджер ФАР Екатерина Селиванова о подопечной фонда, живущей с мужем-агрессором. — В полицию обратиться она тоже не может из-за своей зависимости — боится, что ее посадят или заставят сдать кого-то. Но она слишком подавлена, чтобы начать лечиться, у нее просто нет сил на этот сложный и долгий процесс. А жить с этим мужчиной на трезвую голову очень тяжело.

Система наркологического лечения игнорирует и другие женские потребности. К примеру, в России нет бесплатных профильных больниц и реабилитационных центров, в которых мать могла бы находиться с ребенком. Если его не с кем оставить, от лечения придется отказаться. Таким образом женщинам, которые чаще мужчин воспитывают детей в одиночку и даже в полных семьях несут за них больше ответственности, наркологическая помощь менее доступна. То же касается и пожилых родственников — обязанность по уходу за ними обычно ложится на женщин.

Кроме того, Семейный кодекс РФ позволяет лишить человека родительских прав только на основании диагноза «наркозависимость», даже если в остальном семья благополучная (ЕСПЧ уже признал эту практику нарушением права на частную жизнь). Органы опеки выступают в качестве надзирателей, никак не поддерживая матерей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, говорится в докладе. Парадоксально, но из-за этого употребляющие женщины боятся ложиться в государственную больницу: слишком высок риск, что органы опеки узнают об этом и заберут детей. Постановки на наркологический учет можно было бы избежать в частном учреждении, но платное лечение могут позволить далеко не все. Тем более в коммерческих клиниках и реабилитационных центрах тоже нельзя пребывать с детьми.

Государственных сервисов по снижению вреда для наркозависимых в России тоже нет.

Жестокость медиков

Медработники тоже часто считают наркозависимых второсортными людьми и могут не скрывать этого. Такое отношение отражается на качестве помощи, а иногда в ней могут и вовсе отказать. Из-за страха столкнуться с пренебрежением и грубостью многие люди, употребляющие наркотики, избегают обращения в медицинские учреждения, предпочитая терпеть проблемы или пытаться справляться с ними своими силами. От этого их здоровье страдает еще сильнее.

— У людей, употребляющих наркотики, например, исчезают вены. Для медиков это проблема. Врач может обратить на это внимание, сделать грубое замечание. Не у всех есть силы терпеть такое отношение. «Эти люди и так живут в постоянном стрессе», — говорит координатор ФАР Максим Малышев. — Кроме того, медицина под наркозависимых вообще не заточена. Например, чтобы человеку лечь в больницу для лечения трофических язв, ему жизненно необходим запас метадона, но в России он запрещен. Более того, когда человеку будет плохо на «ломках», ему ничего не дадут, даже легального трамала. Еще и будут его шеймить: «Кайфовать любил, вот и терпи».

В январе этого года Екатерина (имя изменено) попала в больницу с воспалением легких. Лечение шло успешно, и через две недели она была готова к выписке. Напоследок ей назначили капельницу с лекарством с множеством побочных эффектов. Пациентке стало хуже, но персонал проигнорировал жалобы, заявив, что причина болей в употреблении наркотиков несмотря на то, что Екатерина была в ремиссии. Рано утром женщину нашли мертвой возле кровати соседки, куда она отползла, пытаясь позвать на помощь. Никто из медиков ответственности не понес.

Отдельная тема — репродуктивные права женщин, употребляющих наркотики. Распространенное мнение, что они не могут иметь здоровых детей — ошибочно. Безусловно, наблюдать за беременной наркозависимой нужно с учетом специфики болезни, но российские гинекологи о ней не знают. Бывает, что врачи отговаривают женщин рожать, мотивируя это тем, что он якобы родится с патологиями.

Так было с 31-летней Светланой (имя изменено), которая узнала о беременности после двух лет «в завязке». Ребенок был желанным, развивался нормально, и женщина решила оставить его. По словам Светланы, гинеколог говорила: «Ты что, собралась рожать? Кого ты родишь с такими болезнями?». Нарассказывала ужасов, вплоть до того, что у нее без рук, без ног, без головы, без мозга родится ребенок, и все это потому, что она зависима. «А чего ты вообще хотела, кто у тебя может родиться?“».

Некоторые женщины и вовсе не ходят к гинекологу из страха столкнуться с жестокостью, а также того, что о них расскажут полиции или органам опеки.

Если женщина решила оставить ребенка, бросить наркотики самостоятельно она не сможет — «ломка» может привести к смерти плода. При этом в России нет протоколов для лечения беременных от зависимости и в наркологические больницы их не берут, в том числе потому что используемые препараты для снятия абстинентного синдрома слишком токсичны (хотя в 2015 году CEDAW рекомендовала ввести подходящие). В этом случае могла бы помочь заместительная терапия, но в России она запрещена. В итоге женщины выбирают меньшее из зол и продолжают употреблять во время беременности, рискуя свободой и здоровьем будущего ребенка.

Дискриминация бывает и на родах, когда женщина особенно уязвима. «Мне отказали в анестезии. В схватках говорили, что рожу урода, что брошу его в роддоме, что сейчас у меня гепатит, а через год будет ВИЧ. Рожала очень трудно десять часов, начались кумары (“синдром отмены” — прим. ред.) <…> Подходили другие врачи: „О, наркоманка рожает!“. Мерзковато. Ты и так в одиночестве там, никакой поддержки», — рассказывала мать двоих здоровых детей Ежи о рождении первенца.

«В результате отсутствия как наркологической, так и гинекологической помощи, такие женщины оказываются исключенными из системы здравоохранения, что ставит в опасность их жизнь и здоровье, а также влечет риски для плода», говорится в докладе.

Злоупотребления полиции и ФСИН

Российские полицейские часто применяют физическое и психологическое насилие к наркозависимым, допрашивают во время «ломок», пользуясь их беспомощным состоянием, проводят незаконные контрольные закупки и подкидывают запрещенные вещества для улучшения статистики по раскрытию преступлений. Женщины особенно часто сталкиваются с произвольными задержаниями (на основании внешнего вида или просто факта того, что они употребляет наркотики, если полицейские знали об этом заранее), принуждением к сотрудничеству и взяткам, угрозами лишения родительских прав и вымогательством сексуальных услуг в обмен на свободу или послабления.

Когда квартиру Марии ограбили, полицейские долго не приезжали на вызов и не хотели принимать заявление о преступлении, потому что знали, что девушка употребляет наркотики. Пришедший в итоге участковый угрожал завести уголовное дело на нее саму и таким образом принудил Марию к сексу.

Женщинам сложнее защититься от произвола полицейских, и они вынуждены подчиняться. Им есть чего бояться: Уголовный кодекс РФ предполагает до десяти лет лишения свободы даже за хранение небольших доз веществ для себя одного; если человек безвозмездно передал наркотики другому, российское законодательство классифицирует это как сбыт, что наказывается сроками от четырех до двадцати лет.

Елена (имя изменено) лежала в больнице, когда у нее случилась передозировка героином. Врачи вызвали полицейских, и женщина призналась им, что вещество по ее просьбе привезла знакомая Наталья (имя изменено). Наталья подписала явку с повинной, а на суде заявила, что сделала это, потому что ее допрашивали несколько часов, пока она была в состоянии «ломки», угрожали ей и шантажировали. Тем не менее женщину все равно приговорили к десяти годам колонии. С ее трехлетним ребенком остался муж. На фоне происходящего у него развилась тяжелая депрессия, и он покончил с собой. Их с Натальей ребенка теперь воспитывает бабушка.

Доля оправдательных приговоров, в том числе за наркопреступления, в России ничтожна, а судьи не учитывают многих важных факторов. Например, что:

— женщины часто психологически зависят от своих партнеров и поэтому начинают употреблять вместе с ними;

— женщин могут принуждать к незаконным действиям (например, покупать или продавать вещества) с помощью насилия и угроз;

— в наркосообществе женщины стоят ниже в иерархии и поэтому у них, как правило, нет информации для заключения сделки со следствием ради мягкого наказания;

— женщинам сложнее получить наркологическое лечение, которое могло бы избавить их от необходимости нарушать закон ради покупки веществ;

— женщины с детьми чаще поддаются на манипуляции полицейских и следователей, опасаясь, что непослушание приведет к лишению их родительских прав.

В местах лишения свободы женщин, употребляющих наркотики, тоже унижают и бьют чаще остальных. Если они еще и ВИЧ-положительные, их жизнь в СИЗО или колонии может стать невыносимой. Случаи сексуализированного насилия в учреждениях ФСИН тоже не редкость. Об эффективном купировании «ломок» там речи не идет, а с поставками лекарств для АРВ-терапии для людей с ВИЧ постоянно перебои.

Стигматизация как осужденной ограничит возможности женщины, в том числе официального трудоустройства — людям с криминальным прошлом сложно найти работу. Если перед отбыванием срока женщину лишили родительских прав, вернуть их после выхода из колонии будет сложно, особенно в условиях безденежья.

Наркофеминизм

Из-за того, что женщины, решившие наладить жизнь, сталкиваются с жестокостью окружающих и противодействием системы, их психика страдает, и поэтому они могут снова и снова возвращаться к наркотикам, а затем ситуация повторяется. Получается замкнутый круг насилия, из которого сложно выбраться без посторонней помощи.

В CEDAW тоже признают уязвимость женщин, употребляющих наркотики. Несмотря на то, что Российская федерация ратифицировала Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, за соблюдением которой и следит комитет, обязанности по ней не соблюдаются, а рекомендации — игнорируются. Права женщин на равенство, здоровье и защиту от насилия продолжают систематически нарушать.

В условиях, когда помощи от государства ждать не приходится, Фонд им. Андрея Рылькова пытается самостоятельно помогать употребляющим женщинам, насколько это возможно. Сотрудники ФАР предлагают подопечным гигиенические прокладки и тесты на беременность, поддерживают женщин, решивших родить ребенка, и помогают им контактами профильных врачей, а также помогают собирать их детей в школу.

— Но по-настоящему эффективная защита здоровья невозможна в условиях репрессивной наркополитики, поэтому мы пытаемся менять ее с помощью судебных стратегических дел — это такие дела, которые нацелены на глобальные перемены и введение новых законов, нормативов, практик, — говорит президентка фонда Аня Саранг. — Еще одна стратегия, которой мы пользуемся — это документация нарушений прав человека. Россия подписала много конвенций, договоров, пактов и по соблюдениям этих договоренностей правительство должно отчитываться. А мы пишем «теневые», то есть альтернативные доклады, в котором отражаем реальную картину происходящего, как, например, этот доклад в CEDAW.

Правозащитница считает, что гендерное равноправие недостижимо, пока женщин, употребляющих наркотики, систематически угнетают и поражают в правах.

— У принципов снижения вреда, которых придерживается наш фонд, и феминизма много общего: это взгляды, направленные на уязвимости и их пересечения, они обращают внимание на самые стигматизированные и дискриминируемые социальные группы, — говорит Саранг. — Феминизм научил нас четко видеть неравенство и искать ресурсы не снаружи, а внутри наших сообществ, чтобы помочь незащищенным людям и делать социальную несправедливость, созданную капитализмом и патриархатом, видимой. Движение за гуманную наркополитику — это, по сути, то же самое.